Я на секунду замерла, и он явно это почувствовал. Хмыкнул и продолжил:

– Сейчас мы, по сути, имеем временное рабство. Неаристократы учатся и работают так же, как и аристократы, но при этом они обязаны платить налоги в государственную казну за привилегии в отсутствие титула. Зачем лишаться постоянного притока денег? В этом нет никакого смысла.

Я не выдержала и пробурчала:

– Это несправедливо.

Ректор кивнул.

– Конечно, несправедливо, но я не говорю сейчас о справедливости. Все все понимают. И никто, поверь мне, никто из архимагистров на Совете не проголосует за закон Арчибальда.

Я молчала, вспоминая записку.

«Я верю в свою мечту, Энни».

Что ж… одной веры бывает мало. Я знаю это очень хорошо.

– Но архимагистры ведь не все аристократы. Они-то проголосуют?

– Вряд ли. Между неаристократией и аристократией и так до сих пор напряженные отношения, зачем им будить Геенну? Они свое выплатили, достигли того, чего хотели, для них открыты все дороги, и какое им дело до других, молодых магов?

Мне захотелось засопеть от обиды, как это обычно делает Рон.

– Значит, надежды нет.

– Ну почему же? – возразил Арманиус почти весело. – Надежда есть всегда. Но для этого необходимы холодная голова и желание идти на компромисс. Арчибальду стоит прописать в законе более четкие условия дарения и передачи титулов. «По прошению представителя аристократии или указу императора» – этого слишком мало.

Ректор замолчал, и я тоже молчала, раздумывая.

Потом все-таки спросила:

– Архимагистр, а почему вы это все мне говорите?

Руки мои скользили по напряженной спине Арманиуса, и я знала, что ему больно. Но когда он ответил, боли в голосе я не услышала – лишь нечто, напоминающее самоиронию.

– Поговори с Арчибальдом, Эн. У меня с ним не слишком хорошие отношения, и к моему мнению он не прислушается. Возможно, он признает мою правоту, но будет уже поздно, а Совет завтра. Поговори. Ему нужно надавить на слабые места архимагистров неаристократов и на титулованных магов, которые хотели бы, например, жениться на неаристократках. Таких в Совете достаточно.

Я закусила губу. С учетом вчерашних событий… не хотелось бы мне встречаться с его высочеством. Но закон… Его надо, жизненно необходимо принять.

Поэтому я, вздохнув, сказала:

– Хорошо, архимагистр. Я поговорю.

Зачем ему это понадобилось? Изначально Берт не собирался поддерживать Арчибальда – слишком в законе все было наивно и недоработано. Теперь он даже понимал, почему так. Горячая влюбленная голова не способствует продумыванию условий законов. Да и раньше принц не особенно лез в политику, не научился еще ни лаять, ни кусаться.

И пошлет его Совет архимагистров далеко и надолго, если делать так, как привык Арчибальд, – откровенно и в лоб. Но для охранителя это было нормально, а вот для советника – уже не очень.

Арманиус тоже не был гениальным политиком, но все же он был старше принца, в Совет входил давно и понимал, как нужно правильно взаимодействовать с такими людьми. Там стоило быть змеей, а его высочество, скорее, баран.

Одно дело – наградить никому не нужную девочку орденом Золотого орла, просто статусной медалькой, и совсем другое – пытаться сломать устои, которые складывались веками. Просто прийти и бросить на столы архимагистров этот закон не получится.

Берту давно хотелось встряхнуть этот гадючник. Половина его так называемых коллег по Совету была натуральными бездельниками. Нет, когда-то они пахали, зарабатывая статус и звание, теперь же в основном сидели на дотациях и ничего не делали, аргументируя это тем, что они уже «отмагичили свое».

Арманиус, натура деятельная, такого терпеть не мог. И взгляды свысока, и вечное противостояние между аристократами и нетитулованными архимагистрами изрядно трепали ему нервы во время заседаний в Совете. Взрослые вроде бы люди, а занимаются какой-то ерундой.

Однако если бы не недавняя потеря способностей, Берт не полез бы в эту кутерьму. Во-первых, из-за отношений с Арчибальдом. Во-вторых, ему, как охранителю, было бы не до того. И в-третьих, при всем желании и всех доработках Арманиус не верил в то, что этот закон примут даже после трех чтений и обсуждений.

Но ведь в то, что можно учиться в магическом университете, обладая двумя магоктавами дара, Берт тоже когда-то не верил. И в то, что с таким уровнем дара можно пользоваться амулетами, чтобы творить магию. И в то, что энергетический контур восстанавливается после необратимых повреждений.

Сегодня, глядя на эту Эн Рин, Арманиус вдруг захотел поверить в невозможное. Вот ведь – стоит оно перед ним. В коричневом платье, белом врачебном халате сверху, хирургических перчатках и со шприцем в руке. Невозможное, невероятное, но тем не менее…

Так что если будет шанс разворошить гнездо змей в Совете, Берт им воспользуется. Хотя бы ради того, чтобы этой невозможной девчонке не пришлось всю жизнь платить налоги за свою необыкновенную невозможность.

Я весь рабочий день думала о том, что сказал Арманиус. Он был абсолютно прав, я понимала это, как и то, что жизненно необходимо объяснить все Арчибальду. Но зачем это ректору? Ему, как аристократу, должна быть решительно безразлична судьба магов неаристократического происхождения. Хотя архимагистр никогда не высказывался по этому поводу, в отличие от многих других титулованных магов. Вот Байрон регулярно проходился по чьему-нибудь происхождению, по крайней мере, когда мы учились. Заткнулся только после того, как Рон победил его на магической дуэли.

Я усмехнулась, взбалтывая реактивы и вспоминая эту историю.

Неофициальные дуэли в университете были запрещены, но в случае, если студент считал себя по какой-то причине оскорбленным, он мог вызвать оппонента на дуэль официально, в присутствии свидетелей – студентов и как минимум одного преподавателя. Тогда дуэль устраивалась во внутреннем дворе, в полдень назначенного дня.

Байрон тогда сказал во время обеда: «Ты, Янг, я смотрю, очень любишь картофельное пюре? Женись на Рин, эта деревенщина наверняка сажает картошку лучше, чем владеет магией».

Рон, к моему удивлению, тогда промолчал, только глазами сверкнул – зло, даже бешено. А на следующей паре вызвал Байрона на дуэль в присутствии всего курса. Весь курс через пару дней и собрался на внутреннем дворе. И не только наш – другие студенты тоже захотели посмотреть на дуэль потомственного аристократа и сына сапожника.

Рон Асириуса тогда чуть по стенке не размазал. Я до сих пор счастливо улыбалась, вспоминая, как Байрон летел через весь двор, словно большая неуклюжая птица, а затем сползал по кирпичной кладке административного корпуса, прижимая к кровоточащему носу рукав. Рон потом сказал, что мог бы и убить, но не хотел, чтобы его отчислили из университета.

С тех пор Асириус не трогал ни его, ни меня. Жаль, что этого не случилось раньше, – после той дуэли до выпуска нам оставался всего год…

Я испросила вечерней аудиенции у Арчибальда сразу, как пришла в госпиталь. Мне дозволили, прислали пропуск по почтомагу, и в назначенный час я явилась во дворец.

Я была здесь лишь однажды – в тот день, когда меня награждали орденом Золотого орла. Но тогда я, потрясенная тем, что это происходит со мной, почти ничего не запомнила. Сейчас же все было иначе, поэтому я во все глаза рассматривала то, что окружало его высочество с малых лет.

Еще раз убеждаюсь в том, что мне здесь нет и никогда не будет места, даже если сильно захотеть. Я когда-то захотела стать магом – и я им стала. Но стать принцессой… нет, никогда не захочу.

А вокруг все было бело-золотым, торжественным и возвышенным. Белые ковры на полу, золотые светильники на белых стенах, слуги в белом, и только стража – в красном. Словно кровь на снегу.

Меня вели по широким лестницам двое стражников и человек в белой форме с золотыми пуговицами, который представился личным камердинером его высочества Арчибальда. А я, шагая за ним, пыталась понять, зачем взрослому человеку может понадобиться слуга. Убираться в покоях – понятно, а еще зачем? Одежду чистую приносить? Обувь чистить? Одевать? Какие у него обязанности?